Имя Юрия Селезнёва, к сожалению, мало известно широкой публике. Чего не скажешь об одном из героев его литературоведческих работ. Фёдор Михайлович Достоевский — классик русской литературы, писатель, тайна личности которого не разгадана по сей день. Имя Достоевского в последние дни всплывает в прессе с удивительной частотой. На то, конечно, имеются причины, в корне которых — общественно-политическая ситуация в мире. Российская Федерация, сбросившая с себя накидку из безверия, которую носила на протяжении практически всего XX века, латентно пытается вернуться к истокам русской самоидентичности — христианской вере. Православная культура, безусловно, базируется на религиозном учении, но и в искусстве это она нашла своё отражение. Книги Достоевского — тому пример. Но не все это понимали и понимают, личность Достоевского и поныне вызывает жаркие споры в литературной среде. Книга Юрия Селезнёва «Достоевский» вышла в серии «Жизнь замечательных людей» в 1981 году, и она была отнюдь не первой попыткой создания биографии великого писателя. Но исследование Селезнёва явило собой совершенно иной взгляд на личность Достоевского. Если раньше в нём и видели писателя «христианского толка», то эту его черту отодвигали на второй план, вынося на первый совершенно другие — борьбу против социального унижения русского народа, порицание революционеров, психологические поединки между людьми, в конце концов. Но для Селезнёва эти аспекты были лишь следствием той проблематики, которую зоркий читатель должен был видеть в романах Достоевского — вопросов православной морали.
К моменту начала работы над биографией Юрий Селезнёв уже был известен в литературной среде публикациями о своих современниках, и книга о Достоевском была, думается, мечтой критика. Ведь Фёдор Михайлович был его любимым писателем, признанным классиком русской литературы, чьё творчество пропитано такими близкими Юрию Ивановичу идеями — народности, православия, нравственной чистоты. Процитируем критика Юрия Павлова, который в своей статье «Русский витязь на передовой» так говорит о значении Достоевского в жизни Селезнёва: «Рост личности Селезнёва происходил под воздействием разных факторов, в первую очередь под влиянием мира Достоевского». В той же статье Павлов приводит слова другого критика, Юрия Лощица: «Достоевский был судьбой Юрия Селезнёва, мощнейшим его жизненным притяжением, воздухом его духовного роста. Мне не приходилось встречать в нашей литературной среде писателя, на которого бы так глубоко воздействовала личность человека, о котором он пишет».
Стоит сделать небольшую оговорку — книга о Достоевском стала не очередной критической работой, это был труд совершенно иного характера. Собрать из сухих осколков биографических фактов историю жизни выдающегося писателя-мыслителя — вот какую задачу ставил перед собой Селезнёв. Написать роман о великом романисте — такая цель стояла перед Юрием Ивановичем. И каркасом этой живой повести стала православная идеология, которую по праву можно считать основой мировоззренческой позиции Достоевского. Селезнёв тонко подметил, что не только каждый из героев романов Достоевского — человек-идея, но и сам писатель стал носителем величайшей идеи мира — христианской.
Вот один показательный отрывок из книги «Достоевский»: «Однажды — Феде было тогда уже около трёх лет — няня привела его “при гостях” в гостиную, заставила опуститься на колени перед образом и, как это всегда бывало на сон грядущий, прочесть молитву... Гостям это всё понравилось, и они говорили, лаская его: “Ах, какой умный мальчик”. Он не мог ещё уловить снисходительной умилённости взрослых, но удивление и восторг окружающих, вызванных словом, его словом, отложились в душе ребёнка. И, может быть, именно от этого, пока ещё сокровенного, конечно, и от него самого, соприкосновения и соития тех самых первых впечатлений, оставленных светом и словом, пробудивших в ребёнке нового, уже сознающего себя и мир человека, зачался в нем исток и будущего писателя? Как знать?». Почему этот отрывок из книги показателен? Потому что Юрий Селезнёв видит христианина в Достоевском уже в его раннем детстве, а не после каторги, где Достоевский за четыре года вдоль и поперёк изучил Евангелие — единственную разрешённую узникам книгу. Вячеслав Огрызко, написавший неоднозначную и во многом несправедливую статью о Селезнёве уже после смерти критика, тем не менее отметил следующее: «Молодой критик собрался писать диссертацию о поэтике пространства и времени в романах Достоевского. Но его подходы не понравились Кирпотину, который тоже ещё с конца 40-х годов занимался Достоевским. Разногласия возникли из-за того, что аспирант и профессор по-разному понимали природу творчества. Селезнёв был убеждён в том, что гений и злодейство несовместимы. Именно поэтому он хотел освободить Достоевского от репутации художника, который якобы воспевал зло».
Пожалуй, в этом вопросе мы согласимся с Огрызко — одним из важнейших аспектов, которые ставил перед собой Селезнёв, это развенчание мифа о Достоевском как о «злом гении», как некогда его назвал Михайловский. Настоящий художник никогда не будет воспевать зло, но если он романист-реалист, то и обойти его стороной тоже нельзя. Мрачная картина действительности, которую видел Фёдор Михайлович вокруг себя, и заставляла его в изнурительном душевном труде создавать свои гениальные произведения. Он верил в могущество Слова, в то, что оно может изменить мир, и он был настоящим бойцом. И боролся Достоевский за Свет, а не за тьму. Этот момент был принципиальным для Селезнёва.
В биографии Достоевского один из самых значительных моментов — отменённая казнь, когда осуждённого писателя за пять минут до исполнения приговора оправдали, заменив казнь отсылкой в Сибирь, на каторжные работы. Этот эпизод — один из центральных и в книге Селезнёва, он стал переломным в духовно-нравственном плане для Достоевского. Этот сложнейший психологический эпизод внёс кардинальные изменения в мировоззрение Достоевского, и касались они и социальной жизни, и понимания отношений между человеком и государством, места писателя и его значения в гражданском обществе. И, что самое главное, они вернули Достоевскому веру в Бога.
Заново подаренная жизнь стала для Достоевского бесценным подарком, и множество творческих идей, планов, стремлений стали рождаться в голове писателя с неимоверной силой, и пульсирующей мыслью по всему телу раздавался сигнал: Жив!
А после — каторга. Достоевский никогда не был избалованным дворянским отпрыском, обласканным всеобщим вниманием. С младенческих лет Фёдор Михайлович терпел вместе со всей семьей нужду, а позже, в годы учёбы, и вовсе иногда жил впроголодь. Суровый быт каторжников, тем не менее, шокировал впечатлительного писателя. Но именно годы, проведённые бок о бок с простым русским мужиком, послужили для Достоевского толчком к началу понимания русского народа, того самого народа, о котором так много говорили они, оторванные от земли интеллигенты, в своих пафосных литературных салонах. «И думая об этих несчастных из народа, реального — не идеального, того, что рисовался им, петербургским комнатным мечтателям, он всё более убеждался сколь прискорбно нелепыми, далекими от живой действительности, были их прежние утопические иллюзии о переустройстве одним махом всей жизни на разумных началах, об осчастливливании незнаемого ими народа путём навязывания ему неведомых ему теорий общественного переустройства». Именно в таком ключе понимает значение каторжных лет в жизни Достоевского Селезнёв — не как обращение неверующего человека в христианского мыслителя, а как писателя, познавшего на деле, что такое есть его родной народ. И этот народ вернул в его душу веру в Бога. Но говорить, что Достоевский как православный писатель родится только после каторги, неверно. Он и дебютировал в качестве романиста с православными взглядами, что не сразу было замечено в нём первыми почитателями. Сперва восхищённый «Бедными людьми» Виссарион Белинский охладел и к книге, и к её автору, как только перестал видеть в ней социальный роман. Селезнёв прекрасно показал этот тяжёлый период в жизни Достоевского, когда начинающего литератора сначала называют «новым Гоголем», а потом подвергают жестокому остракизму. Он вступил в литературный мир непонятым, таким он из него и ушёл. И это — трагедия писателя, причина множества духовных переживаний, мучительных сомнений в себе и своём предназначении.
Итак, у Селезнёва Достоевский — абсолютно православный писатель. Беспрекословная вера в Бога, тем не менее, доставалась писателю нелегко. И в этом, по мнению Селезнёва, есть вина первого литературного Учителя Достоевского — Белинского, влияние которого на молодого Фёдора Михайловича было весьма значительным. В бесконечных спорах Белинский и Достоевский горячо отстаивали каждый свою истину, но бетонный столб веры в Бога был уже поколеблен Виссарионом Григорьевичем: «На всю жизнь заронит Белинский в его сознание семена сомнения, хотя ему так и не удастся искоренить в Достоевском самую потребность веры. Никогда больше не сможет он вернуться к простодушной религиозности детства и отрочества, никому не удастся сделать из него и ортодоксального верующего». Но всё же, терзаемый миллионом сомнений, Достоевский никогда не терял свой главный духовно-нравственный ориентир — личность Христа. Она присутствует во всех его романах, о чем неоднократно говорит Селезнёв в своей книге. И именно это даёт нам основание для бесспорного вердикта: наследие Достоевского — это не мрачные картины, нарисованные нездоровым художником, а пророческие идеи, сформированные в глубинах истинно христианского сердца.
В начале нашей работы мы говорили, что понимание Достоевского в православном русле — вещь достаточно редкая. Для иллюстрации этого факта приведём в пример другую биографию Достоевского, написанную ещё ранее в той же серии «Жизнь замечательных людей» Леонидом Гроссманом. В книге Гроссмана православный аспект творчества Достоевского практически умалчивается. Леонид Петрович воспринимает Достоевского исключительно как писателя и публициста, борющего с несправедливой и несовершенной российской средой XIX века, и различает в его романистике лишь социальный аспект. И в таком ключе Достоевского, к сожалению, трактуют многие.
И вместо заключения. Достоевского часто, даже те, кто признаёт в нём христианского писателя, называют мрачным творцом. Как бы в ответ на это в книге Селезнёва проведена едва заметная, но очень важная сюжетная линия. Злобный паук, опутывающий в свои удушливые сети мысли и чувства, выглядывает из тёмных уголков на протяжении всей книги о великом писателе. Достоевский и сам дал ему название — piccola bestia, смертоносный паук, одним укусом мгновенно убивающий человека. Для Достоевского, а позднее и для его биографа Селезнёва, он — олицетворение гнилостных, разрушающих идей атеизма и вседозволенности, торжества анархизма и хаоса. Достоевский в этом ключе выступил как писатель-пророк, прозревающий общественные катаклизмы в жизни русского государства, а не как мнительный душевнобольной, из-за мрака в душе не видящий Света вокруг себя.
Писатель — христианин, писатель — пророк, гуманист и человеколюбец, увидевший на своем веку много страданий, но не сломленный под их натиском, — таким показан Достоевский в книге Юрия Ивановича Селезнёва.
Автор: Шушаник АКОБЯН
Список источников:
1. Гроссман Л. Достоевский / Л.П. Гроссман. — М.: Молодая гвардия, 1962.
2. Селезнёв Ю. В мире Достоевского / Ю.И. Селезнёв. — М.: Современник, 1980
3. Селезнёв Ю. Достоевский / Ю.И. Селезнёв. — М.: Молодая гвардия, 1981
4. Павлов Ю. Юрий Селезнёв: русский витязь на третьей мировой [электронный ресурс] // ГЛФР. — 2008. — URL: http://glfr.ru/biblioteka/jurij-pavlov/jurij-seleznjov-russkij-vitjaz-na-tretej-mirovoj.html (дата обращения: 2.10.2014)
5. Огрызко, В. И вечный бой: Юрий Селезнёв [электронный ресурс] // Литературная Россия. — 2013. — URL:http://www.litrossia.ru/2013/23/08071.html (дата обращения: 2.10.2014)
