Невысокий столик с ажурной скатертью, ваза, где всегда свежие цветы, и тарелка с фруктами. Особенно много груш. Дедушка любил груши. Солнечное утро, через узорчатый тюль на столик падают едва заметные причудливые завитушки.
«Как не хочется вставать», – подумала я, потягиваясь под своим пуховым одеялом, которое так и норовило затянуть меня глубже в кровать. Проснулась я из-за того, что дедушка распутывал свои рыболовные снасти, думая, что делает это тихо…
***
У него было много орденов. Помню эти красные подушечки и коробки, в которых – за отвагу, за честь перед родиной, разных цветов и размеров. Я брала его пиджак, цепляла все ордена, а дедушка сидел в кресле и смеялся, как ребёнок, глаза его были полны радости и счастья. Но стоило одной медали закатиться под кровать или шкаф, как дедушкин радостный взгляд мгновенно улетучивался, и он становился серым, как туча, которая вот-вот разразится дождём. После этого меня неделями не подпускали к пиджаку.
Конечно, проходило некоторое время и «серая туча» утихала, говоря своей внучке: «Светик мой, а почему ты перестала брать медальки?». Обида на дедушку сразу проходила, и я, спотыкаясь о ковры, бежала за огромным, как мне тогда казалось, пиджаком и множеством разноцветных орденов.
«Мой прадедушка – герой!» – так называлось моё первое сочинение про Фёдора Тарасовича Бондаренко. Помню, как прибежала домой, протянула сочинение дедушке. Он, хромая, подошёл ко мне, как всегда, поцеловал, посмотрел и расплакался. Тогда я и не поняла в чём дело.
На вид он был немного чопорный, хмурый, сдержанный, но стоило ему улыбнуться, как сразу было видно его всеобъемлющую, ранимую душу. Я много раз пыталась расспросить, где он воевал и что такое война, но в такие моменты его густые брови нахмуривались, и он начинал часто сопеть и ничего мне не рассказывал.
Как-то вечером мы сидели и рассматривали фотографии – там Фёдор Тарасович был совсем другой, в форме, которая очень ему шла, с автоматом в руках. «Дедушка, – спросила я, показывая пальчиком на оружие. – Зачем оно тебе?». Его глаза заметались по углам, и улыбка тихо расплылась по всему лицу: «Оно нужно, чтобы ночью не проспать…»
Прошло много времени, дедушки не стало, и только сейчас я узнала, что мой прадед был героем! Фёдор Тарасович Бондаренко взял на себя командование 51-й роты. Представляете, какая ответственность командовать людьми, когда вокруг взрываются бомбы. Когда отряд пробирался через Керченский пролив в Феодосию, рядом взорвался снаряд, дедушка был ранен, ему отсекло половину пальца на ноге.
Спустя много лет после войны нога начала ныть. Сначала подумали, что на рыбалке дедушка загнал занозу, но всё оказалось гораздо сложнее. Мы отвезли его в больницу, где после томительной операции и была вытащена надоедливая «заноза», которая оказалась осколком снаряда… В этот же день был найден ещё один осколок войны, возле почки, но его было решено оставить.
Я сохранила в памяти воспоминания о нём. Помню ясную улыбку деда, помню его добрые, лучезарные зелёные глаза. Помню, как он радовался каждому дню, как был счастлив, что его родные здоровы и дружны. Он всегда боролся за наше счастье, за общее счастье. Он бы хотел, чтобы никто из нас не услышал свиста пуль и грохота разрывающегося снаряда. Он любил жизнь.
***
Кто-то возится на кухне, но уже не распутывает рыболовные снасти, поскольку они давно пылятся в кладовой. Просыпаясь в той же кровати, под пуховым одеялом, которое так же заставляет погружаться ещё глубже в сон, я смотрю на столик, который покрыт узорчатой тенью. На нём стоят цветы, а вместо свежих груш фотография моего прадеда, на которой он в окружении своих боевых товарищей и в форме, которая ему так идёт…
Автор: Ксения КУКСА
Фото: Сергей ПАНЧЕНКОВ
