Андрей Тимофеев родился в 1985 году в городе Салавате республики Башкортостан. Окончил Московский физико-технический институт, а затем Литературный институт имени Горького, в котором в течение шести лет посещал семинары Михаила Петровича Лобанова – одного из величайших русских публицистов и критиков. В свои тридцать лет Андрей – победитель третьего Международного славянского литературного фестиваля «Золотой Витязь» в номинации «Дебют» и лауреат премии имени Гончарова.
Тимофеев умело совмещает в себе критическое, публицистическое и писательское начала. Он является одним из руководителей отдела прозы и драматургии в литературном онлайн-журнале «Молоко», активно публикуется на сайте «Российский писатель», в том числе и в разделе «Дневник писателя», в газетах «День литературы» и «Завтра».
Критические рецензии и обзоры Андрея – это всегда попытка понять начинающего автора, разобраться в том, какую цель он поставил перед собой, что хотел сказать читателю своим творчеством. «Задача критика в этом случае – показать молодому автору то лучшее, что зреет в нём, и уберечь от ошибок, которые, как чувствует критик, могут быть сделаны. Здесь нельзя устраивать полный разнос, здесь нужно чувствовать грань, до которой можно надавить, чтобы не повредить. Это искусство требует индивидуального подхода» («Живой блеск (о молодых авторах)»).
Творчество молодых – основной объект внимания Тимофеева, но Андрея как человека пишущего и ищущего интересует вся окружающая действительность. В его «Дневнике» есть и краткие отклики на события современности, и размышления о божественном, его месте в жизни человека и литературе.
Неоднократно появляется в «Дневнике» Тимофеева Михаил Петрович Лобанов как мастер, учитель. «Для меня высшим авторитетом в этом искусстве [критике] всегда был и остаётся Лобанов… За шесть лет обучения на его семинарах у меня сложился определённый взгляд на особенности работы с молодыми писателями, который в большой степени определён стилем преподавания самого Михаила Петровича <…>. Обучение художественному творчеству не сводится собственно к обучению мастерству, то есть к огранке <…>, оно, прежде всего, заключается в том, чтобы заметить у молодого автора живой блеск <…>. Поэтому преподаватель творчества или критик, пишущий статью о молодом авторе, должен замечать не умение построить сюжет, не владение литературными приёмами (и уж, разумеется, не политическую позицию молодого автора!), а другие вещи: органическое простодушие, способность к осязаемой описательности, глубину проникновения в психологию героев, особенное дыхание автора, его способность превратить текст в чудо» («Живой блеск (о молодых авторах»).
«Дневник» Тимофеева-публициста – это своеобразный ключ к пониманию Тимофеева-прозаика: «реализм – писать о Боге, видеть образ Божий в людях, Его промысел в происходящих событиях (хотя, конечно, вовсе не обязательно называть Его явно – и даже лучше не называть явно!). В этом изображении мира как дыхания Бога и есть самый настоящий реализм» («О современном и вечном»).
Критик Алексей Татаринов вполне справедливо относит Андрея Тимофеева к молодым традиционалистам. В своём творчестве прозаик касается вопросов семьи, долга, развития личности, поиска и сохранения божественной истины в повседневной жизни.
В десятом номере журнала «Наш современник» была опубликована повесть Андрея «Медь звенящая», которая, по моему мнению, является наиболее зрелым и важным для понимания мировоззрения автора произведением. Центром повести является Пётр Дубов, герой противоречивый, ищущий и ошибающийся. «Любящий автор никогда не позволит, чтобы его герой был картонно-одномерным», - говорит Андрей Тимофеев («О любви и её отсутствии»).
В жизни Петра Валерьевича всё рационально и подчинено системе. И если в его мысли о необходимости систематизации строя художественного текста всё видится верным (содержание и его выражение должны быть едины, но «главное в тексте - стремление к Богу»), то в попытке объяснить систему, состоящую из мира земного и небесного, вскрывается зачастую неверное понимание основ. Земной и небесный миры, по мнению Петра, - противоположной природы. Милосердие, сострадание могут существовать только в мире небесном.
Герой Тимофеева, жаждущий определённости и почвы под ногами, находит опору в вере. Нет, скорее пытается найти эту опору. Уже в середине повести видно, что поступки Дубова часто расходятся с его словами. Сопоставление Петра Валерьевича, стоящего в церкви и чувствующего особое единение с людьми, рассуждающего о неразрывной связи православия и всего русского, о великой судьбе отечества, с Дубовым, который бесстрастно говорит о предстоящей смерти жены, но при этом крестится, проходя мимо собора, выявляет неоднозначность образа героя. Показательно в повести и описание стола Дубова, на котором в полном порядке уложены бумаги, черновики и на углу – подаренное Евангелие.
Дубов на протяжении всей повести мечется, пытаясь найти ответ на один из главных вопросов, звучащий из уст Христа в случайно открытом месте из Евангелия: «Друг, для чего ты пришёл?» Сначала ответ на этот вопрос видится Петру в посвящении себя и своей жизни великому Делу, затем в приобщении к Божьей истине жены Елены. Но хрупкая система Дубова рушится, так как герой не понимает очевидного: чтобы привести кого-то к священной правде, надо познать её самому.
Слабая, злая на мир, считающая себя некрасивой, неполноценной Елена становится жертвой поиска Дубовым своего предназначения. Общение с женой утомило его, истощило. Семейная жизнь превратилась для Дубова в непосильную ношу, на которую расходовал он столь ценное время. Христианские заповеди о любви и браке, к которым герой стремится на протяжении всего текста, рассыпаются, сталкиваясь с реальностью - «сильный духом без любви превращается в чудовище».
«Христианство за чашкой чая» - именно такую хлёсткую характеристику даст Елена Евгеньевна духовным поискам мужа. В чётко сформулированный Петром Валерьевичем план о кресте мученическом закралась, как в уравнение, ошибка. «Зверёк» оказался неприручаем.
Под влияние героя, мечущегося между ложным и истинным, попадает и его студентка Настенька. Девушка оказывается близка к отрицанию веры. «Страшный человек, - подумала Настя. - Страшная вера. Страшный Бог…» Тимофеев проводит границу между миром реальным и миром Дубова и его Бога. Реальный мир кажется Насте лживым, лживый – реальным и непостижимым.
К концу произведения Тимофеев, пусть и не совсем органично, всё же попытается подвести Петра Валерьевича к Свету. Перед смертью жены Пётр восклицает: «Всё во мне лживо! Я всё исковеркал и во всём виноват». Позже даже соберётся уйти в монастырь.
В итоге автор показывает Петра осознающим противоречия между своими идеальными мыслями и тем, что было дано ему жизнью, осознающим наличие высшей правды, но не пытающимся эту правду объяснить, примирившимся с ней.
В эпилоге рассуждает Пётр Валерьевич о том, что нельзя переписать свою жизнь, исправить грехи даже искренним покаянием. Вспоминая в своём письме слова Насти о чуде, говорит, что промысел Божий о человеке и есть то самое чудо. «Ничто в мире не случайно, и всё будет так, как нужно. Так что если желаете чего-то – молитесь, и, будь это в воле Божьей, обязательно произойдёт». От сердца ли идут эти слова Дубова или всё это по-прежнему рациональное понимание веры? Спорный вопрос. Но главное в эпизоде то, что героиня чувствует особую связь с Богом, который любит её, следит за ней, ведёт её к её предназначению. И в этом осознании видится заданная Тимофевым возможность духовного возрождения.
Вопросы веры и семейных отношений подняты прозаиком и в рассказе «Свадьба». Это произведение, в отличие от «Меди звенящей», бесспорно можно отнести к современной деревенской прозе. В стилистике, в описании деревенской свадьбы с её широким размахом, с соблюдением традиционных обрядов сватовства, выкупа и благословления молодых, с посиделками, во время которых звучат и «громкие, сильные» песни, и истории о нелёгкой женской доле, близок Тимоеев Василию Белову, Фёдору Абрамову.
Основная трагедия и проблема вынесена автором в начало произведения: «бывают свадьбы, похожие на похороны». Главная героиня произведения Маша вынуждена выйти замуж за своего насильника – непутёвого балагура Петра, к которому испытывает не любовь, а отвращение.
Не меньше Маши мучается и её отец. Сначала он ничего не хочет слышать о свадьбе дочери и Петра, затем, смирившись, понимает, что для опозоренной беременной Маши один теперь выход – под венец. Соглашается с ним и мать девушки: «Отцу работу совсем не дают, меня пока держат в колхозе, но никто ведь ничего не обещает. А одна, с ребёночком, как ты будешь жить после нас?» Сергей Викторович пытается найти утешение в священном писании: «Иногда в жизни бывает нужно пострадать и получить от Бога венец… Я не знаю, за что это тебе, но ты должна всё вытерпеть…» Но уже на свадьбе, не выдерживая тяжести тоски, он бросается на жениха – потом их разнимет родственник.
Девушка хочет явить собой пример всепрощения и исполнить свой долг жены. Она хотела бы полюбить того, кто стал её мужем: «Её муж стоял перед ней. Она смотрела на него во все глаза, будто видела первый раз. Ей казалось, что она уже любит его. Но тут он приблизился, прижал к себе и стал жадно целовать». По силам ли сломленной Маше этот крест? Смотрит она на свою будущую комнату со «страшной люлькой» и чувствует себя точно на кладбище ночью. Тимофеев, как и Елена Тулушева, оставляет свою героиню на распутье, но именно в прозе Андрея чувствуется, верится, что сможет, сможет Машенька найти в себе те силы, которые всегда находили русские девушки и женщины, в каких бы сложных ситуациях ни оказывались, какие бы испытания ни были посланы им свыше.
Хотелось бы сказать и о более ранней повести Тимофеева – «Первые страницы», в которую, как мне видится, он вложил много личного. Кажется, главный вопрос, который поставлен здесь автором – это вопрос о том, что может повлиять на формирование молодого человека как личности. Ответ – окружение.
Главный герой повести Сергей оказывается замешан в интригах, плетущихся у него в школе. Ребёнок становится жертвой войн между группировками учителей, которые устраивают в прямом смысле разборки, оскорбляя друг друга за глаза и напрямую на уроках и педсоветах.
Совершенно забыв о гранях дозволенного, Сергей не только заявляет с подачи «добрых» наставников на своего некогда любимого учителя физики и крёстного отца во все инстанции, желая добиться его увольнения, но и начинает открывать ногами двери, задумывается о том, что его соседка по парте и не догадывается, что может легко подать на любого учителя в суд. Из этой ситуации вытекает один из главных посылов повести, на мой взгляд, очень верный: взрослые не должны втягивать детей в совсем не детские «игры», будь то конкурсы красоты для малышей или делёжка нажитого между разводящимися родителями.
Кто же приведёт главного героя к истине? Его сверстница Алёна. Любовь Сергея к девушке из верующей семьи поможет ему отыскать правильный путь. Присутствуя в жизни парня как реальный человек в начале и в конце повести и как воспоминание в середине произведения, Алёна становится примером для подражания, нравственным ориентиром. В порывах светлых чувств Сергей то хочет отдать все свои деньги нищим, подобно подающей милостыню подруге, то думает о том, что именно она поддержала бы его решение о крещении. Обдумывая свой поступок по отношению к Варнавину, герой понимает, что должен был простить, как простила его девушка и её семья за то, что будучи за рулём в пьяном состоянии, тот сбил Алёну. «Он подумал тогда, что даже Дорофеевы не подали на Варнавина в суд после аварии <…> А что же такого сделал он Сергею, чтобы тот его так ненавидел?»
Отдельного внимания и анализа заслуживает финал повести. «В этот момент на старой церкви зазвонил колокол, так что задрожали стёкла. Гулкий протяжный звон, так дорог он был Сергею, будто звал его куда-то, воскрешал в памяти лучшие чувства, самые дорогие воспоминания». Точно высшие силы вмешались в судьбу главного героя, стоящего с папкой, полной компромата на своего обидчика. Желая увидеть церковь, смотрит он в окно и видит свет в комнате Алёны. Именно этот момент становится переломным: Сергей на ходу рвёт квитанции, доказывающие похищение денег физиком, бежит в дом девушки, которую к своему счастью находит живой и здоровой. Это счастье и любовь помогают ему простить своего обидчика: «Сергею казалось, он слышит из зала горький плач человека, потерявшего сегодня ту, которая была ему матерью. И тогда мальчику становилось и больно, и стыдно за своё счастье, так что хотелось идти к нему немедленно, успокоить, просить прощения…»
Повторяется колокольный звон, символизирующий высшую правду, сначала зовущий к этой правде, а потом объясняющий её. «От его тяжёлых ударов вновь задрожали стёкла, как сердца, охваченные внезапным порывом, а комната наполнилась бесконечным звоном доброты. Удары эти будто отсчитывали чью-то жизнь, точно отмеряя каждое новое событие, каждое новое испытание: кому-то радость, кому-то боль; кому-то награду, кому-то наказание; кого-то провожали из этой жизни в другую, кому-то открывали только первые страницы её, воспитывая и побуждая расти и душой, и телом».
Подводя итог, хочется ещё раз сказать, что Тимофеев – это сплав критика, писателя, публициста, и сплав, на мой взгляд, удачный. Его мировоззрение православного христианина-борца, а именно так позиционирует себя сам Андрей, проходит связующей нитью через всё его творчество и, надеюсь, он будет идти по этому пути и дальше. В корне не прав в оценке Тимофеева Алексей Татаринов, говоря о том, что «слишком знает всё Тимофеев, слишком явно тяготеет к роли священника в светских жанрах литературы». Да, в своей критике, публицистике и прозе Андрей Тимофеев – наставник и проповедник истины. А разве не это всегда было во главе угла у русских писателей, таких как Фёдор Достоевский, Лев Толстой, Иван Шмелёв? «Думая о сиюминутном, мы и придём лишь к сиюминутным выводам, которые перестанут быть актуальными через месяц, год, десятилетие. Думая о вечном, мы придём к вечному» (Андрей Тимофеев).
Автор: Ирина ШЕЙКО
Фото: Сергей ПАНЧЕНКОВ
