26 октября в Краснодарском академическом театре драмы компания «Свободная сцена» представила спектакль «Отелло» в современной интерпретации (автор сценической адаптации и перевода – Сергей Волынец, режиссёр-постановщик – Яков Ломкин, продюсеры – Элина Ильяная и Павел Елфимов). В программке читаю признание создателей: «Не будем скрывать. Мы отдаём себе отчёт, что делаем странную для многих вещь: ставим в антрепризе «ОТЕЛЛО». Сейчас сплошь и рядом превалируют развлекательные продукты «попате». Это примета времени – кратковременная прививка удовольствия и… шагаем дальше, не помня автора, режиссёра и пр. Это страшно, как и то, что время сильных чувств, накала страстей, увы, ушло из повседневной жизни сегодняшнего молодого поколения. Главное, что мы хотим сказать своей постановкой, – мы не согласны с равнодушием современного мира! <…> Любопытно, что пьесы Шекспира и сейчас ориентированы на зрителей практически любого уровня – от эстетствующих интеллектуалов до невзыскательной зрительской аудитории».
Чтобы понять это высказывание, мне пришлось прочитать его четыре раза. Однако всё равно не получилось до конца узнать, как в пьесе проявляется эта идея несогласия «с равнодушием мира» и как создатели спектакля с ней борются? Но я сейчас хочу поговорить не о сюжете (потому что он так или иначе схож с оригиналом), а о визуализации самой постановки: о сцене, декорациях, об актёрах и прочем.
Декорации
Когда я вошла в зал, в глаза сразу бросилась сцена, а точнее декорации на ней. Перед зрителями лежал какой-то строительный мусор: ржавые бочки и куча поролоновых палок (которые в конце пьесы, судя по тексту актёров, оказались кустами). Всю пьесу сопровождали красные струящиеся кусочки ткани. То Яго с Родриго кидают их с мачты во время жалобного монолога Дездемоны, то другие герои, танцуя, выбрасывают их в разные стороны. На протяжении почти двух часов я никак не могла догадаться, что же это значит. В сцене, где ранили Кассио, к ране приложили тот самый алый платочек, тогда и стало ясно, что загадочная ткань – это кровь. Всю постановку основные декорации не менялись: корабль в виде плота, кусты рядом с ним и бесполезно стоящие около них бочки с водой.
Звук
Звуковое сопровождение тоже не отличилось совершенством. Голоса иногда пропадали, актёров частично не было слышно, особенно когда они поворачивались спиной к зрителям. А бывает, так оглушит крик, что аж вздрагиваешь. Фоновая музыка тоже слишком громкая. Такой контраст звуков заставляет зрителя напрягать слуховые рецепторы.
Свет
Единственное, что не расстроило, – это свет, который создавал эффект глубины сцены. В соответствии с задумкой, в нужное время делался акцент на лицах героев, мачте корабля или безумных танцах. В важные моменты прожектор освещал только Отелло, остальные уходили в тень. И всё это выглядело естественно и красиво.
Об игре и костюмах
Известно, что в античные времена в греческом театре все роли играли только мужчины. Я думала, что сегодня такого почти нет, только в исключительных случаях для реализации особого замысла постановки. Однако режиссёр современного «Отелло» в этом смысле меня немного удивил. Открыв первую страницу купленной программки, я увидела красный на чёрном фоне круг, в котором изображены портреты актёров – шести явно обнаженных мужчин. Судя по выражениям лиц, кто-то из них удивлён, кто-то удовлетворён, а кто-то довольно странно улыбается. Честно говоря, картинка кажется ненормальной. А где Дездемона? Где Эмилия или Бьянка? Это же женщины!
Как оказалось, это театр мужчин. Все женские роли играет сильный пол. Возможно, это выглядело бы не так противоестественно, если бы актёры надели женские наряды. В программке написано, что над костюмами работала художник Евгения Панфилова, которая в театре с 16 лет и, соответственно, проработала достаточно много. Но, к сожалению, для меня этого заметно не было. Герои носили вещи из повседневной жизни: и мужчины, и «женщины».
Начнём с главной героини, возлюбленной Отелло, Дездемоны. Весьма женоподобный актёр Дмитрий Сердюк очень эмоционально играл, признавался в любви Отелло (роль исполнил Максим Аверин). Героиня плавно двигалась, мягко крутила тонкой ручкой, жалобно стонала. Всё бы смотрелось правильно, если бы эти движения исходили не от Дмитрия, а от какой-нибудь Татьяны, например. Дездемона была в обыкновенной мужской одежде, ни малейшего намёка на платье: почти всю пьесу она в белых брюках, рубашке и мужском пальто по щиколотки. В конечной сцене героиню облачили в белоснежную простыню.
Отелло страстно говорил о любви, гладил по щеке, обнимал и беспрестанно прижимал к себе дорогую Дездемону. Да, так и должно быть. А теперь представьте, когда этим всем занимаются мужчины. Капитан, одетый в камуфляжные штаны, чёрную водолазку и хипстерскую свободную накидку, прижимает другого, хоть и более тонкого, но мужчину. Что интересно, в пылкие моменты признаний, глядя в глаза Дмитрия-Дездемоны, Максим Аверин сам бывало не мог сдержать смех. Пытаясь это скрыть, актёр кривил рот, делая вид, что так и надо.
Эмилию, жену Яго, играл Дмитрий Мухамадеев, мужчина с усами и небольшой бородой. Женщина с растительностью на лице? Кого-то мне это напоминает. Не на Евровидение ли я попала? На одном плече у Эмилии еле-еле висело лёгкое, уже потерявшее белизну, платье, а на голове, точнее на ухе, – что-то неопрятное, то ли чепчик, то ли фата.
Бьянка же была просто нелепа. Пластичные и забавные движения, балетная пачка и разноцветные чулки вызывали только смех. Такие же герои как Яго, Кассио или Родриго отвращения не вызывали. Потому что мужчины играют мужские роли – ничего противоестественного.
По окончании пьесы весь зал, в котором преобладали женщины, начал аплодировать стоя. Эмоциональные зрительницы атаковали сцену, дарили цветы Аверину, лезли к нему целоваться и всячески пробовали дотронуться до актёра. Публика, первоначально названная «невзыскательной», похоже, не против быть таковой. Интересно, такая реакция восхищения была потому, что спектакль понравился или потому что увидели актёра с экрана вживую? Уже то, что такая постановка не вызывает отторжения у аудитории, говорит о том, что происходит её полная деградация. И эта тенденция преобладает во многих театрах страны. Навязывание уродства как нормы жизни происходит постоянно: в театре, кино, на телевидении и т.д. Подобные спектакли были нормой в древнегреческие времена. Если говорить о современном театре, то почему он именно такой? Пропаганда ли это нетрадиционной ориентации или нет – непонятно, но явно, что подобное не должно быть общественной нормой. Говорить об усилении семейных ценностей, к сожалению, невозможно. Происходит всё с точностью до наоборот. Чья в этом вина? Руководства театров, актёров, режиссёров, а также зрителей. Пока те, кто отвечает за театр, и те, кто приходит смотреть спектакли, не поменяют своё отношение к искусству и жизни вообще, будет умирать не только театр, но и традиционные ценности, а значит, и сам человек.
Автор: Юлия КОТОВА
