«Тихий Дон» в критике Вадима Кожинова и Дмитрия Быкова
Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» беспрестанно становится предметом спора многих критиков. Конечно, такие известные авторы, как Вадим Кожинов и Дмитрий Быков, не могли обойти ниманием это произведение. Причём позиции критиков резко противоположны.
Едва ли не в каждой критической работе о романе Шолохова всплывает многострадальная темы авторства. Дмитрий Быков в главе «Дикий Дон» книги «Советская литература. Краткий курс» подхватывает позицию Зеева Бар-Селлы (Владимира Назарова), согласно которой роман написал не кто иной, как Вениамин Краснушкин. «Вполне аргументированно» доказано, как выражается Быков, что перу этого человека принадлежат две первые и половина третьей книги романа, а Шолохов лишь (цитирую) «СПЁР». «Где они, неоспоримые доказательства?» – возникает вопрос у наивного читателя. Их критик опускает, надеясь, видимо, на авторитет своей позиции, не нуждающейся в такой формальности, как объективные доводы.
Зато по полочкам эти самые аргументы, свидетельствующие, правда, о несостоятельности позиции Быкова и его предшественника Солженицына, расписывает Вадим Кожинов в книге «Победы и беды России». Каждый пункт ключевых доводов Александра Исаевича он опровергает общеизвестными фактами из биографии и творчества Шолохова, проводя параллели с другими классиками. Как карточный домик, об объективность рушится выстроенный годами миф, что Шолохов не писал «Тихий Дон». И если можно усомниться в точности биографии писателя, то вряд ли удастся закрыть глаза на то, что черновики двух томов романа были обнаружены в 1999 году. Совершенно надуманными кажутся Кожинову укоры Шолохова в том, что он был иногородним и не мог так проникнуться пониманием устоев казаков, в том, что последующие 45 лет жизни автор не повторил литературного успеха, в том, что роман якобы полон «разного рода неряшливости, разнородности отдельных частей и звеньев». Позиция Вадима Валерьяновича на этот счёт, как мне кажется, вполне справедлива, ведь на подобных, притянутых обоснованиях невозможно судить об авторстве Шолохова.
Расходятся и понимания критиками смысла романа. Дмитрий Быков заявляет, что большинство участников полемики вокруг «Тихого Дона», в основном, конечно, «патриотов», эпопею не читали. «Молокососам» (школьникам) читать роман, по его мнению, категорически нельзя, себя же автор причисляет к достойному кругу «серьёзных и взрослых читателей», которые понимают истинный смысл того, что хотел донести Шолохов (и не Шолохов вовсе). Это глубокое понимание, недоступное большинству «примитивных» читателей, звучит так: «Тихий Дон — приговор целому сословию, настоящая народная трагедия с глубоким смыслом, который открывается единицам, <...> ничего более русофобского в советское время не публиковалось...»
О такой сложной и серьёзной теме, как сущность революции, Быков не берётся судить. «...Между красными и белыми нет решительно никакой разницы. И те, и другие — звери, а раньше были соседями. Почему попёрли друг на друга? Никакого ответа...» Ещё бы. Зато ответ есть у Вадима Кожинова «дьявол с Богом борется в сердцах и тех и других — и в равной мере». Это объяснение глубокое, философское. Автор обращается к проблеме вечного противостояния и говорит об исходе этой борьбы: главные герои романа в итоге «остаются людьми в полном смысле этого слова, людьми, способными совершать и бескорыстные, высокие, благородные поступки; дьявольское всё-таки не побеждает в них Божеского...»
Казачество Быков описывает так: «...нету у этих людей, казаков, <...> никакого внутреннего стержня». Невозможно согласиться с такой позицией, равно как и с тем мнением Быкова, что мы процитировали выше. На примере Григория Мелехова очевидно, что казачеству чрезвычайно трудно дался выбор своего пути. Герой на протяжении всего повествования неоднократно менял взгляды. И всё же ему оказались одинаково противны обе стороны, так как в принципе чужда была Григорию идея насилия и злобы. Он считал всех агрессоров «ярмом на казачьей шее». На мой взгляд, это яркий пример того, что в человеке всё же побеждает Божеское, о котором говорит Кожинов.
Однако его оппонент с этим не согласен. Финал, по Быкову, – всего лишь «впадение в первобытность», «самый древний и самый первобытный инстинкт родства», «родовая архаика». Все незыблемые, самые значимые для человека ценности он объясняет диким зовом прошлого. Главная мысль романа, по мнению критика, — отсутствие человеческого. «Больше нет ничего. Ни традиции, ни правил, ни границ, ни Родины, ни будущего». «Но финальная сцена?» – хочется оспорить поверхностную позицию критика. Григорий Мелехов, пережив тяготы, метания, смерть близких, трагедию казачества, всё же возвращается к единственно незыблемому и значимому — родному дому, земле, где похоронены его предки, и с сыном на руках готов обрести счастье и верить в лучшее. Как здесь, в этой удивительно трогательной, глубокой сцене не разглядеть человеческое? Это и есть традиции, правила, границы, Родина, будущее. Всё то, что так рьяно отвергает Быков. Именно это и побеждает, по мнению Кожинова.
Правда, схожи критики в трактовке природы любви между Григорием и Аксиньей. Вадим Кожинов считает, что чувства, возникшие между этими героями, – «нечто разрушающее все устои и каноны», «перступление вековых основ и границ образа жизни». С приходом этой стихии некогда тихий Дон становится неспокойным. То, что казалось незыблемым, даёт трещину. Рушится семья Мелеховых. А вслед за ней — всё общество. Как и Дмитрий Быков, Кожинов в каком-то смысле сравнивает разрушительную любовь Григория и Аксиньи с революцией. Быков также называет эти отношения «роковой силой, безликим и неумолимым фатумом». Он сравнивает метание героя между красными и белыми с выбором между женой и любовницей.
Таким образом, мы видим, сколько споров до сих пор идёт о романе-эпопее «Тихий Дон». Однако разные позиции критиков возникают именно из-за изначального различия во взглядах, потому к единому мнению прийти бы и не удалось. Да и не удастся. Но выбрать наиболее близкое для себя видение, думаю, сможет каждый читатель и критик.
Автор: Диана ПЕСТОВА
